Осталась Василиса одна, осмотрела дом Бабы Яги, подивилась изобилью во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться? Глядит, а вся работа уже сделана, — куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки. "Ах ты, избавительница моя! — сказала Василиса куколке. — Ты от беды меня спасла!" — "Тебе осталось только обед состряпать, — отвечала куколка, влезая в карман Василисы. — Состряпай с богом да и отдыхай на здоровье!"

К вечеру Василиса собрала на стол и ждет Бабу Ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник - и совсем стемнело, только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья - едет Баба Яга. Василиса встретила ее. "Все ли сделано?" - спрашивает Яга. "Изволь посмотреть сама, бабушка!" — молвила Василиса. Баба Яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и говорит: "Ну, хорошо!" Потом крикнула: "Верные мои слуги, сердечные други, смелите мне пшеницу!" Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон с глаз.

Баба Яга наелась, стала ложиться спать и опять дает наказ Василисе: "Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку: вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!" Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему: "Молись богу да ложись спать: утро вечера мудренее; все будет сделано, Василисушка!"

Наутро Баба Яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас справила. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула: "Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из мака масло!" Явились три пары рук, схватили мак и унесли с глаз. Баба Яга села обедать; она ест, а Василиса молча стоит. "Что же ты ни о чем не говоришь со мной? — сказала Баба Яга. — Стоишь как немая?" — "Не смею, — отвечала Василиса, — а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем." — "Спрашивай! Только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро состаришься!" — "Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?" — "Это день мой ясный", — отвечала Баба Яга. "Потом обогнал меня другой всадник — на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?" — "Это мое солнышко красное!" — отвечала Баба Яга. — "А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?" — "Это ночь моя темная. Всё мои слуги верные!"

Василиса вспомнила о трех парах рук, но смолчала. "Что же ты еще не спрашиваешь?" — молвит Баба Яга. "Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь — состаришься!" — "Хорошо, — сказала Баба Яга, — что ты спрашиваешь только о том, что видела за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?" — "Мне помогает благословение моей матери," — отвечала Василиса. "Так вот оно что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных!"

Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота; потом сняла с забора череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей: "Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его: они ведь за этим тебя сюда прислали!"

Бегом пустилась Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра; и наконец, к вечеру другого дня, добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить уж череп: "Верно, дома, — думает себе, — уж больше в огне не нуждаются". Но вдруг послышался глухой голос из черепа: "Не бросай меня, неси к мачехе!"

Oна взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей — тот погасал, как только входили с ним в горницу. "Авось твой огонь будет держаться!" — сказала мачеха.

Внесли череп в горницу, а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся — глаза всюду за